«Извините, это оказалось не смешно»: Отрывок из новой биографии Гайдая

30 января исполняется 95 лет со дня рождения выдающего советского кинорежиссера Леонида Гайдая, с фильмами которого, вероятно, знакомы абсолютно все жители нашей страны. Четыре его комедии входят в двадцатку абсолютных лидеров кинопроката за всю историю СССР, причем две из них — «Бриллиантовая рука» и «Кавказская пленница» — занимают соответственно третье и четвертое места. При этом удивительно, но все когда-либо выходившие книги, полностью посвященные Гайдаю, можно перечесть по пальцам одной руки.

По мнению писателя и кинокритика Евгения Новицкого, автора новой биографии Леонида Гайдая, недавно опубликованной издательством «Молодая гвардия», это связано с тем, что специалистов фильмы Гайдая подчас отталкивают уже самой своей общедоступностью: «Слишком сильно в культурном обществе предвзятое убеждение, что „массовый“ и „шедевр“ — понятия несочетаемые». В то время как сам Новицкий исходит из постулата, что Гайдай — это абсолютный гений кинематографа вообще, а не только комедийного. «Отчего-то многие считают, что высокое, великое, авторское кино, кино как искусство — непременно что-то тяжеловесное, мрачное, мудреное, философское, доступное лишь „зрительской элите“», — отмечает автор биографии и в качестве подтверждения приводит слова режиссера Карена Шахназарова: «Гайдай — это и есть авторское кино. На мой взгляд, это то кино, где есть личность автора, и в его фильмах она очевидна. Можно отрезать титры, и всегда вы поймете, что это снимал Гайдай».

С разрешения издательства КиноПоиск публикует отрывок из книги — о том, как проходил кастинг на главные роли в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».

Булгаков, Иван Грозный и Никулин

Кинокартина «Иван Васильевич меняет профессию» — одна из первых экранизаций Михаила Булгакова. Фактически до нее был снят один-единственный булгаковский фильм — двухсерийный «Бег» (по одноименной пьесе) Александра Алова и Владимира Наумова, вышедший в советский прокат в 1971 году. Как мы помним, возможность постановки этого фильма всерьез рассматривал и Леонид Гайдай, но в итоге его первой «зрелой» экранизацией стала картина «12 стульев» на основе романа, созданного в те же раннесоветские годы, что и пьеса «Бег» (кстати, в то время Ильф, Петров, Булгаков и другие известные писатели сотрудничали в газете железнодорожников «Гудок»).

Набив руку на «12 стульях», Гайдай вновь решил обратиться к Булгакову, но на этот раз выбрал более традиционный для себя материал — комедию «Иван Васильевич», написанную в середине 1930-х годов.

Комедия в трех действиях «Иван Васильевич» представляет собой радикально переосмысленную версию чуть более раннего булгаковского произведения — четырехактной пьесы «Блаженство» с подзаголовком «Сон инженера Рейна». В ней уже действуют практически все персонажи, позже перешедшие в «Ивана Васильевича»: инженер Рейн (будущий Тимофеев), вор Милославский, секретарь домоуправления Бунша-Корецкий, царь Иоанн Грозный, а также гражданин Михельсон (будущий Шпак). Впрочем, последние два героя появляются лишь эпизодически (в пьесе «Иван Васильевич» их роли, особенно царя, станут более существенными), а основная часть действия протекает в XXIII веке, в «той части Москвы Великой, которая носит название Блаженство».

Коммунистическое «светлое будущее» Булгаков описал скорее в антиутопической, чем в утопической традиции. Это предопределило отношение к пьесе, на самом раннем этапе отвергнутой Театром сатиры, для которого она была написана. Руководство театра предложило драматургу создать на основе «Блаженства» другую комедию, в которой описывались бы приключения Ивана Грозного в современной Москве (в «Блаженстве» никаких подобных «приключений» не было: попав в Советский Союз, царь спрятался на чердаке и сидел там, пока главные герои — Рейн, Милославский и Бунша — путешествовали в будущее). Пьесе «Иван Васильевич» «повезло» чуть больше, чем «Блаженству»: процесс ее постановки дошел до стадии генеральной репетиции, после которой комедия была запрещена. При жизни Булгакова она не ставилась и не публиковалась.

Впервые комедия «Иван Васильевич» была напечатана в 1965 году, а вскоре после этого ее поставил на сцене Театра-студии киноактера режиссер Дмитрий Вурос. Царя играл Аркадий Толбузин, Милославского — Михаил Глузский. Помимо последнего, в постановке участвовали некоторые другие гайдаевские актеры: Григорий Шпигель, Юрий Саранцев, Эдуард Бредун (он сыграет крошечный эпизод и в фильме Леонида Иовича).

Уже в конце лета 1971 года, то есть почти сразу после премьеры «12 стульев», Леонид Гайдай и замечательно сработавшийся с ним Владлен Бахнов подали заявку на сценарий по мотивам булгаковской пьесы. Осенью того же года был написан литературный сценарий, а зимой — режиссерский. Однако утвердили полностью готовый сценарий лишь в конце мая 1972-го. Тогда начался подготовительный период работы над будущим фильмом.

В это время уже окончательно сложилась команда, с которой склонный к постоянству Гайдай будет работать на протяжении всех 70-х годов. Помимо сценариста Бахнова, это оператор Сергей Полуянов, художник Евгений Куманьков, тандем композитора Александра Зацепина и поэта-песенника Леонида Дербенева.

Относительно актеров у Гайдая поначалу тоже не было больших сомнений. Сценарий целенаправленно писался под Юрия Никулина — именно его Леонид Иович планировал без всяких проб взять на две главные роли, управдома Бунши и царя Ивана Грозного. А Милославского в таком случае сыграл бы Андрей Миронов. После «Бриллиантовой руки» дуэт Никулина и Миронова так же напрашивался, как и дуэт Папанова и Миронова. Эльдар Рязанов в «Стариках-разбойниках» 1971 года второй раз свел на экране Никулина и Миронова, но в дальнейшем они вместе уже не снимались.

Для Леонида Гайдая первостепенным было именно участие Юрия Никулина. Режиссер искренне считал, что его любимый актер может сыграть на экране все. А когда в журнале «Наука и жизнь» был напечатан скульптурный портрет-реконструкция Ивана Грозного (его автором выступил антрополог Михаил Герасимов, восстанавливавший внешний облик исторических деятелей на основании их скелетных останков), ликующий Гайдай убедился, что у царя были некоторые никулинские черты. Это только укрепило режиссера во мнении, что его выбор заведомо правилен.

Однако Никулин отказался от роли, чем очень расстроил Гайдая. По одной из версий, Юрий Владимирович физически не мог сниматься из-за длительных зарубежных гастролей с цирком. По другой версии, озвученной в последнее время Ниной Гребешковой, Никулин опасался, что фильм могут положить на полку. Какие-то основания для подобных опасений, вероятно, были: литературное наследие Булгакова в начале 70-х годов было еще далеко не полностью возвращено советскому читателю, а его опубликованные вещи попадали в печать скорее вопреки, чем благодаря официальной культурной политике. И проталкивание булгаковских произведений на сцену или на экран тем более требовало осторожности. Впрочем, благополучный выход в прокат фильма «Бег» должен был несколько развеять слухи о «нежелательности» присутствия Булгакова в советском кино. Но Никулина этот аргумент, судя по всему, не убедил.

Гайдая на сей счет наверняка тоже терзали смутные сомнения. Никулин был необходим ему еще и по той причине, что в исполнении этого всеобщего любимца могли выглядеть допустимыми те шутки, которые, будучи озвучены любым другим актером, воспринимались бы как более подозрительные. Самый популярный пример — фраза из «Кавказской пленницы»: «Между прочим, в соседнем районе жених украл члена партии», — которую не разрешили произнести Фрунзику Мкртчяну, но запросто приняли в качестве реплики никулинского Балбеса.

Яковлев и Бунша

Как бы то ни было, следовало искать другого исполнителя двух Иванов Васильевичей. На первом этапе проб возникли три претендента: Евгений Лебедев, Евгений Евстигнеев, Георгий Вицин. Театральный корифей Лебедев великолепно вживался в образ царя, но был неубедителен в качестве Бунши. Острохарактерный Евстигнеев оказался хорош и в той, и в другой ипостасях, но от этой кандидатуры Гайдая отговорил худсовет. Вицина же Леонид Иович пробовал скорее для проформы — он знал возможности этого актера и по-настоящему не видел его в данной роли.

Тогда кто-то предложил режиссеру попробовать Юрия Яковлева. Сперва Гайдай даже возмутился:

— Он же рязановский!

Но это, конечно, было не всерьез. В прежних работах Гайдай уже снимал «рязановских» актеров, например Анатолия Папанова и Готлиба Ронинсона. Да и того же Евстигнеева можно было с неменьшим основанием считать «рязановским». Юрий Яковлев с первой кинопробы произвел отличное впечатление и был без проволочек утвержден Гайдаем на обе главные роли. Вот что Юрий Васильевич написал о работе с Гайдаем в своей книге «Между прошлым и будущим»:

«Кроме любви к М. Булгакову, заманчиво было сыграть сразу две роли, да еще у Л. Гайдая. Он, пожалуй, был единственный и, не побоюсь этого слова, гениальный мастер жанра комедии положений. Вот и сейчас ясно вижу его стул с надписью „Гайдай“, всегда стоящий в стороне, сидящего на нем Леонида Иовича, который, обхватив голову руками, придумывает новый трюк.

В отличие от режиссеров, говорящих постоянно, спорящих во время съемки, он больше молча смотрел. Останавливал, только когда что-то новое придумал или „надо по-другому“. Я удивлялся: как такой мрачный человек снимает комедии? Он не любил анекдотов, трепотни между дублями, никогда не смеялся, как Рязанов, во время смешной сцены.

Моей задачей было сыграть Ивана Васильевича одновременно и могущественным владыкой, и смешным — из-за немыслимых ситуаций, в которые он попадает, а Буншу — таким типичным, всюду сующим нос недалеким и суетливым маленьким начальником. Гайдай редко, но метко вмешивался в процесс, очень хорошо актерски показывал. <...>

Сняли практически всю картину в черновом варианте, то есть без монтажа. Гайдай позвал группу на просмотр материала. Я посмотрел и расстроился. Все было как-то медленно, разлаженно, особенно в сценах с Куравлевым, что очень обидно, так как Милославский — его персонаж — должен быть живой, подвижный, как ртуть, а тут все как- то вразвалочку, не торопясь. И абсолютно не смешно. Еду с „Мосфильма“ и думаю: «Что же это будет? Провал?» Но я совсем не знал гениальной способности Гайдая работать в монтажной. Он был виртуозом, усвоив заповедь Эйзенштейна: „Картина рождается на монтажном столе“. Как все сложилось, ожило, заиграло, какой появился ритм! Как он сумел сократить что-то без ущерба для роли, выделить самое удачное, расставить акценты. Просто метаморфоза! Фильм-то до сих пор смотрят, цитируют реплики оттуда и смеются!

Начались мои съемки у Гайдая в Ростове Великом — помните ту погоню на стенах ростовского Кремля? Ростов Великий находится по пути в Щелыково — вот как раз проезжая его, мы и увидели массовку на мосту, там мы встретились и договорились, что после отдыха прямо к ним. Так я попал в это кино у Леонида Гайдая. Не знаю, мог ли кто-либо еще с таким мрачным видом так гениально чувствовать смешное. В 1973 году мы поехали с картиной на фестиваль юмора в Габрово. Там собираются юмористы со всего света, которых на мякине не проведешь. Наш фильм имел огромный успех и получил премию. Так что Гайдай был триумфатором среди тех, кто имеет дело с юмором».

Куравлев и Жорж Милославский

Не менее важная роль и в оригинальной пьесе, и в киносценарии по ее мотивам — великолепный Жорж Милославский, этакий ближайший родственник Остапа Бендера. Планируемый на эту роль Миронов отпал вслед за Никулиным — слаженного дуэта с Яковлевым у Андрея не получалось.

Претендентов на роль Жоржа было еще больше, чем на Ивана Васильевича: Георгий Бурков, Сергей Никоненко, Георгий Юматов, Анатолий Кузнецов, Вячеслав Невинный. Двух последних актеров Гайдай позже пригласит в другие свои фильмы: Кузнецов сыграет Ляпкина-Тяпкина в «Инкогнито из Петербурга», а Невинный примет участие в целых трех гайдаевских комедиях. Но самое выгодное впечатление произвел на режиссера Леонид Куравлев. Забегая вперед скажем, что он сыграет во всех следующих фильмах Гайдая, за исключением «Спортлото-82».

Дебют Куравлева в кино состоялся в 1960 году — первый же режиссер, обративший внимание на одаренного студента ВГИКа, был большой мастер и сохранил привязанность к Леониду на всю жизнь. Ролью кочегара Камушкина в фильме Михаила Швейцера «Мичман Панин» Куравлев уверенно шагнул на советский киноэкран, чтобы стать одним из самых частых его гостей. После Камушкина Леонид сыграл бессчетное множество всевозможных Сыроежкиных, Синицыных, Капустиных и Канарейкиных. Но в перечень всех этих полузабытых фамилий постепенно вторгался основательный ряд имен решительно незабываемых: Хома Брут, Шура Балаганов, Робинзон Крузо. В 1973 году к ним прибавился и Жорж Милославский.

Большинство самых знаковых своих ролей Куравлев сыграл именно у тех режиссеров, которые души в нем не чаяли и зазывали его едва ли не во все свои фильмы. После «Мичмана Панина» Швейцер снял Леонида в картинах «Золотой теленок», «Время, вперед!», «Бегство мистера Мак-Кинли» и «Маленькие трагедии». Василий Шукшин, пригласивший Куравлева в свой отменный дебют «Живет такой парень» на козырную главную роль шофера Пашки Колокольникова, так и не смог в дальнейшем без «такого парня» обходиться. Правда, от половины ролей у Шукшина Куравлев отказался, ибо не хотел повторяться да и вообще налегать на роли деревенских простачков. Но он и так считался наиболее простоватым из знаменитых артистов. Роли Куравлеву предлагали соответствующие — шофера, сантехника, воришки, вора в законе и всевозможных совслужащих из бог весть каких учреждений.

Кажется, лишь Леонид Гайдай первым открыл в Куравлеве кладезь нереализованных возможностей. Разглядев в актере идеального булгаковского Милославского, Леонид Иович создал один из самых незабываемых образов советского кино. Облаченный в цветастое древнерусское платье Куравлев-Милославский, оборачивающийся к зрителю с пачкой «Мальборо» в руке и поющий «Вдруг как в сказке скрипнула дверь...» (спел, впрочем, Валерий Золотухин), — это тот кадр, который для миллионов зрителей является сегодня сокровенным ностальгическим символом лучших образцов советского кинематографа.

Для Леонида Гайдая Леонид Куравлев тоже станет любимым артистом, а о Миронове гениальный режиссер-эксцентрик практически больше не вспомнит. Это свидетельствует о многом. Гайдаю импонировало в Куравлеве в том числе и то, что, в отличие от большинства других незаурядных комиков, Леонид Вячеславович никогда не пытался пробиться в «серьезные» драматические артисты, благоразумно довольствуясь тем, что у него действительно отменно получалось.

Демьяненко, Крачковская и Пуговкин

Следующий по значимости персонаж — инженер Тимофеев. Сегодня эта роль кажется просто созданной для Шурика, то есть логично продолжающей развитие образа, созданного Александром Демьяненко в «Операции „Ы“...» и «Кавказской пленнице». Однако и на эту роль были устроены кинопробы, в которых Демьяненко на равных участвовал с Олегом Видовым и Валерием Погорельцевым. Результат известен.

Киноактрису Зинаиду Михайловну — жену инженера Тимофеева — могла сыграть Наталья Гвоздикова или Наталья Гундарева. Последняя пробовалась также на роль царицы, но Гайдай отдал предпочтение Нине Масловой (которую он позже задействует в небольшом эпизоде в фильме «Опасно для жизни!»). А Зинаидой Михайловной в итоге стала Наталья Селезнева, Лида из «Наваждения». Гайдай уже знал, что Селезнева прекрасно сочетается в кадре с Демьяненко, и, видимо, это определило его выбор. Третью и последнюю роль у Гайдая Селезнева сыграет в его следующем фильме «Не может быть!». Таким образом, Наталья Селезнева может считаться третьей из любимейших гайдаевских актрис после Нины Гребешковой (у которой девять ролей в фильмах мужа) и Натальи Крачковской (в фильмах Гайдая она снялась в двух больших ролях и четырех эпизодах). Именно Наталье Крачковской без всяких проб досталась роль Ульяны Андреевны, жены Бунши (в титрах этого фильма актриса почему-то фигурирует под двойной фамилией — не только мужниной, но и девичьей — Белогорцева-Крачковская).

«Мое отношение к Гайдаю, — вспоминала Наталья Леонидовна, — было неизменным: обожание, боязнь и безграничное доверие. Мне, как и ему самому, было плевать, что говорят критики. А они говорили, что его фильмы — примитив, балаган для простонародья. И как раз указывали на мои роли как на доказательство, мол, невелика заслуга — вызывать смех зрителей пышными формами. Хорошо, пусть кто-то смешит людей своей изможденностью, я же не против!

Гайдай первым меня пригласил на заметную роль — в „Двенадцати стульях“. А в „Иване Васильевиче“ предложил роль небольшую, но тоже яркую. Но вдруг в разгар съемок я заболела воспалением легких! Были недосняты многие эпизоды. Пропускать дни — это бы еще не беда. Группе было что снимать, пока я валялась с температурой под сорок градусов. Но когда я выздоровела, то оказалось, что при этом еще и похудела на десяток килограмм! Пришла на съемки, а Гайдай меня отстранил. Временно. Послал отъедаться. Он строго сказал: „Так нельзя: в кадр вы входите одна, а выходите другая“. И прописал мне меню: манную кашу со взбитыми сливками, булочки с маслом, отварные макароны с сыром каждый день. „А через две недели, — сказал, — жду вас на площадке. Будем работать“».

Две отрицательные роли — стоматолога Шпака и кинорежиссера Якина — Гайдай также без проб доверил своим давнишним знакомым соответственно Владимиру Этушу и Михаилу Пуговкину. На худсовете по «Ивану Васильевичу», где обсуждались кандидатуры актеров, нашлись люди, воспротивившиеся тому, чтобы кинорежиссера, пусть и отрицательного персонажа, играл Пуговкин. Но на защиту Михаила Ивановича встал руководитель ЭТО Григорий Чухрай.

— Товарищи режиссеры! — обратился он к определенным членам совета. — Вы слишком хорошо о себе думаете. Вот Пуговкин вам и покажет, какие типы среди вас встречаются.

После такой отповеди возражать против Пуговкина никто уже не стал. Кстати, если от этой работы актера и досталось кому-то из режиссеров, то прежде всего на тот момент уже покойному Ивану Пырьеву. Тот мог позволить себе с артистами фамильярность, подобную той, какую демонстрирует пуговкинский Якин, ошибочно принявший царя за Иннокентия Смоктуновского.

«Режиссеров, таких как Якин, полным-полно, — рассказывал сам артист. — Я рад был хоть немножко отомстить им этой ролью за их амбиции, спекуляции своим положением в искусстве, невнимание к актерам. Кстати, Гайдай был полной противоположностью Якина. Он не врал. Он много возился с актерами. С его легкой руки многие артисты становились популярными.

Он никогда не прикрывался фразами вроде того, что он снимает „лирическую комедию“, или „философскую комедию“, или еще какую-то... Наоборот, он старательно напоминал снова и снова, что снимает „просто комедию“. И никогда не делал вид, что все знает. Бывает, что режиссер ходит по площадке, морщит лоб, делает умный вид... А он мог прийти и сказать: „Как ни печально, но я к этой сцене не готов. Давайте думать вместе“. Он любил импровизировать, позволял это делать и артистам. Из него, как искры, сыпались предложения. Сколько их вошло в фильмы и сколько в результате не вошло! Он сам их отметал, говоря: „Извините, это оказалось не смешно“.

У него были любимые артисты, даже много любимых. Но не было любимчиков. Зримых предпочтений он не отдавал никому и не позволял, чтобы одним было можно то, что другим нельзя. А сам он мог иногда прийти в гнев, хлопнуть дверью, но вспыхивал он ненадолго. И никогда никого не оскорбил, не унизил, не сломал.

Лично меня с ним связывали несколько странные отношения. Мы не дружили домами, не засиживались друг у друга в гостях. Он вообще по натуре был одиночка, всегда держался особняком. Не любил фестивали, не сидел в президиуме. Даже на премьерах своих фильмов часто просил меня или кого-нибудь еще сказать вместо него несколько слов. Но работать с ним было одно удовольствие. И когда я слышал в трубке его приветствие, звучащее как пароль: „Добрый вечер, здрасьте!“ — я уже знал, что он что-то задумал и хочет пригласить меня».

Евгений Новицкий, «Леонид Гайдай». М.: Молодая гвардия, 2017