«Вуди, пишу тебе с неохотой»: Необычные письма кинознаменитостей

Вы говорили о вполне справедливом „огорчении“ мистера Гигера по поводу того, что мы не связались с ним, перед тем как приступить к работе над „Чужими“, учитывая то, что он автор существ „Чужого“. По иронии судьбы именно эти эскизы с причудливым психосексуальным бессознательным, созданные мистером Гигером, вдохновили меня на создание сиквела. Однако, проработав художником-постановщиком, прежде чем стать режиссером, я почувствовал, что должен оставить в проекте свой собственный уникальный отпечаток. Иначе этот проект никак не повлиял бы на мою карьеру, а у меня было столько оригинальных концепций и разработок, которые я стремился воплотить в жизнь, мечтая и о финансовом вознаграждении, и — еще сильнее — об авторстве.

Я обнаружил, что, работая над сиквелом, непросто уравновесить творческий порыв и желание создать собственный новый холст с необходимостью уделять должное почтение первоначальному оригиналу. В „Чужом“ (успех которого, думаю, заключается именно в этом) визуальный штамп мистера Гигера оказался настолько мощен и всеобъемлющ, что я почувствовал риск быть раздавленным им и его миром, если бы мы привлекли его к проекту, участвовать в котором он в определенном смысле имел больше оснований, чем я.

Киностудии 20th Century Fox понравилась история, которую я им представил, и они дали мне возможность создать тот мир таким, каким я его видел, когда писал. Я воспользовался этой возможностью и прибег к помощи дизайнеров по спецэффектам, скульпторов и техников, с которыми раньше работал, что, конечно, естественно при утвержденном графике и бюджете.

Дополнительным решающим фактором стало неоднозначное участие мистера Гигера в „Полтергейсте 2“, в котором, к сожалению, его видение фактуры не учитывалось так, как в „Чужом“.

Я предлагаю все эти размышления в качестве извинения и объяснения в надежде, что мистер Гигер сочтет возможным простить меня за похищение его „первенца“. Если так, то, надеюсь, настанет время, когда мы сможем к взаимному удовольствию поработать над каким-нибудь совершенно новым и оригинальным проектом, единственным ограничителем которого станет невероятное воображение мистера Гигера.

Я всегда и навечно его горячий почитатель (подписанная литография инопланетного яйца, заказанная во время работы над „Чужими“, — одна из самых дорогих для меня вещей).

С уважением, Джеймс Ф. Кэмерон

Гуди Эйс сообщил одному моему безработному другу, что ты был разочарован, раздражен, счастлив или пьян, когда я не ответил на письмо, которое ты написал мне сколько-то лет назад. Видишь ли, как известно, за ответные письма не платят, если только это не письма насчет аккредитивов из Швейцарии или от мафии. Я пишу тебе с неохотой, ибо знаю, что ты делаешь шесть дел одновременно — пять плюс секс. И я не знаю, где ты находишь время на переписку.

Твоя пьеса, надеюсь, все еще будет идти, когда я приеду в Нью-Йорк в первую или вторую неделю апреля. Это, должно быть, жутко раздражает критиков, которые, если я правильно помню, высказались, что она не пойдет, потому что чересчур смешна. Поскольку она по-прежнему на плаву, они, должно быть, еще сильнее раздражаются. Та же история приключилась с пьесой моего сына, которую он поставил вместе с Бобом Фишером. Мораль такова: не пиши комедий, заставляющих зрителей смеяться.

Проблема критиков обсуждается с моей бар-мицвы, то есть уже лет сто. Я никогда никому не рассказывал, но, прощаясь с детством и обретая то, что сегодня мнится мне мужественностью, я получил два подарка. Дядя, который тогда был при деньгах, подарил мне пару длинных черных носков, тетя, пытающаяся сделать из меня человека, — серебряные часы. Три дня спустя часы пропали. А все потому, что мой брат Чико и близко не играл на бильярде так хорошо, как ему казалось. Он заложил часы в ломбарде на пересечении 89-й улицы и Третьей авеню. Однажды во время бесцельных прогулок я обнаружил их висящими в витрине ломбарда. Если бы не мои инициалы, выгравированные на обороте, я бы их не узнал: они так выгорели на солнце, что стали угольно-черными. Носки, которые я проносил неделю не стирая, пошли зелеными пятнами. Это было мое вознаграждение за выживание в течение 13 лет.

Вот вкратце почему все это время я не писал тебе. Я до сих пор ношу носки, хотя они больше не носки, а часть ноги.

Ты написал, что приедешь в феврале, и я, обезумев от волнения, накупил столько деликатесов, что, переведи я колбасу в баксы, смог бы покрыть расходы на взносы в Объединенный еврейский благотворительный фонд за 1967 и 1968 годы.

Думаю, в Нью-Йорке я остановлюсь в отеле St. Regis . И, ради Бога, завязывай со своей успешностью — это сводит меня с ума. Наилучшие пожелания тебе и твоему крохотному дружку малышу Дики.

я люблю слова. Я люблю такие жирные, маслянистые слова, как „ил“, „гнусность“, „липкий“, „подхалим“. Я люблю такие напыщенные, чопорные, потрепанные слова, как „пуританский“, „брюзжащий“, „зажиточный“, „напутственный“. Я люблю туманные, многозначительные слова: „могила“, „погасить“, „цирюльник“, „полусвет“. Я люблю учтивые слова с буквой „в“: „Свенгали“, „светский“, „бравада“, „вдохновение“. Я люблю хрупкие, хрустящие, ломкие слова: „осколок“, „анкер“, „толчок“, „корочка“. Я люблю угрюмые, ворчливые, хмурые слова: „бездельник“, „пасмурный“, „шелудивый“, „мужлан“. Я люблю ах-ты-господи-боже-милостивый-черт-возьми слова: „шаловливый“, „шемизетка“, „жеманный“, „противный“. Я люблю элегантные, витиеватые слова: „летовать“, „заморский“, „элизиум“, „безмятежный“. Я люблю червивые, извивающиеся, склизкие слова: „ползти“, „медуза“, „визг“, „сочиться“. Я люблю посмеивающиеся, хихикающие слова: „вихор“, „бульканье“, „пузырь“, „отрыжка“.

Я люблю слово „сценарист“ больше, чем „копирайтер“, поэтому решил уволиться из нью-йоркского рекламного агентства и попытать удачу в Голливуде, но, прежде чем броситься в омут с головой, отправился в Европу и проучился там целый год, созерцая и валяя дурака.

Я только вернулся и по-прежнему люблю слова.

Можно перекинуться парочкой с вами?

Роберт Пирош

Увы, считаю сценарий убогим, как и его название.
Нечто вроде „Принца датского“ в мире гостиниц. Собрание клише и шаблонных персонажей, которое, на мой взгляд, не приведет ни к чему, кроме как к катастрофе.

ты закончила свою книгу письмом ко мне. Я решила сделать то же самое.

Без сомнения, у тебя хороший потенциал как автора фантастики. Ты всегда была отличной сказочницей. Все эти годы я частенько говорила тебе: „Би-Ди, все было не так. Ты выдумываешь“.

Многие сцены из твоей книги я играла на экране. Может быть, ты спутала меня на экране и меня, твою мать. Я протестую против того, что в твоей книге написано, в частности мои отзывы об актерах, с которыми играла. По большей части ты жестоко меня переврала. Я была в восторге от работы с Устиновым, и он вызывает у меня глубокое восхищение и как человек, и как актер. Ты верно определила мою реакцию на работу с Фэй Данауэй. Она была самой несносной партнершей по фильму. Но фраза о том, что сэр Лоуренс Оливье — плохой актер, приписанная мне, безусловно, плод твоего воображения. Немногие актеры сумели достичь такого же высокого уровня игры.

Ты постоянно сообщаешь людям, что написала эту книгу, чтобы помочь мне понять тебя и твой образ жизни. Ты не достигла цели. Теперь я окончательно запуталась в том, кто ты и как ты живешь. Твоя книга больше говорит о недостатке привязанности и благодарности за ту привилегированную жизнь, которую тебе подарили.

В одном из многочисленных интервью, когда книга вышла, ты сказала, что, если продашь ее на телевидение, ты бы хотела видеть Гленду Джексон в роли меня. Я надеюсь, ты из вежливости не предложила мне играть себя.

У меня есть много претензий к твоей книге. Но я проигнорирую большинство из них.

Кроме утверждения, какой жалкой я чувствовала себя из-за того, что не сыграла Скарлетт в „Унесенных ветром“. Но ведь я сама отказалась от этой роли. Господин Селзник пытался вытребовать разрешение у Джека Уорнера „позаимствовать“ Эррола Флинна и Бетти Дэвис сыграть Ретта Батлера и Скарлет. Я отказалась, потому что посчитала, что Эррол не подходит на роль Ретта. На тот момент только Кларк Гейбл и мог сыграть эту роль. Поэтому, дорогая Химэн, адресуй этот пассаж не в Тару, а на Вич Вэй, в наш чудесный дом на побережье Мэйна, где когда-то жила прекрасная девочка по имени Би-Ди, а не Химэн.

Письмо, адресованное мне в конце твоей скандальной книги, заканчивалось фразой: „Теперь тебе решать, Рут Элизабет“.

Так же закончу и я: теперь тебе решать, Химэн.

Рут Элизабет

Довольно бегло просмотрел сценарий нового фильма „Монти Пайтон“ и с изумлением обнаружил, что это не фиглярская комедия, какими обычно являются их фильмы, а непристойность и святотатство, и производство такого фильма будет совершенно не в интересах репутации EMI.

Через каждую пару слов там встречаются возмутительные ругательства, которые не соответствуют образу „Монти Пайтон“.

Я нахожу это весьма огорчительным, а положение весьма серьезным, и до тех пор, пока мы не будем знать точно, что собираемся делать, я не могу допустить производство этого фильма.

Как я понимаю, мою точку зрения полностью разделяют Боб Уэбстер и Джимми Каррерас, а каково будет мнение Джона Рича, я боюсь даже представить.

Прошу сообщить о получении.

Бернард Дельфонт

Для начала позволь мне извиниться за то, что я так долго не отвечал на твое чудесное письмо. Тут все так сумбурно. Ты просил мое подписанное фото. Вообще-то у меня ничего такого нет, ведь я не знаменит, но вот тебе мой рисунок себя.

Я уверен, ты увидишь сходство.

Ты совершенно прав в том, как важна для фильма хорошая история. К сожалению, с ней не все так просто, как может прозвучать. Над ней нужно много потрудиться (и переделывать, переделывать, переделывать), чтобы все получилось как надо. И даже при этом часто мы не довольны на все 100 %. Как любит говорить Джон Лассетер, „мы фильмы не заканчиваем, мы их просто выпускаем“. Надеюсь, тебе понравится фильм „Вверх“ в следующем году.

письмо будет коротким. Простите. Но я весь в сценарии „Что-то страшное грядет“, и у меня нет секретарши — никогда не было, — так что я сам отвечаю на все свои письма, а их бывает по двести в неделю!!!

Дисней был фантазером и созидателем: пока все вокруг говорили о будущем, он его создавал. В своем Диснейленде он научил нас проектированию улиц, управлению человеческими потоками, комфорту, человечности и всему прочему, что будет оказывать влияние на строителей, архитекторов и проектировщиков следующего века. Благодаря ему мы очеловечим наши города, вернемся к маленьким городкам, где сможем поддерживать друг с другом связь и сделаем демократию созидательной, потому что будем ЗНАТЬ людей, за которых голосуем. Он так опережал свое время, что нам потребуется лет пятьдесят, чтобы его нагнать. Вы ДОЛЖНЫ поехать в Диснейленд и взять свои слова обратно, рассеять сомнения. Большинство других архитекторов современности были ослами и дураками: протестовали против Большого Брата, а потом строили тюрьмы. Наша нынешняя среда обитания душит и губит нас. А считавшийся консервативным Дисней оказался великим Диснеем, провидцем и строителем.

Довольно. Приезжайте скорее. Я заброшу вас на „Путешествие по реке в джунглях“ и прокачу на поезде в завтра, вчера и в запределье.

Удачи, и прекратите судить со своей колокольни. Вы просто недостаточно компетентны. Дисней был полон заблуждений, парадоксов, ошибок. Но также он полон жизни, красоты, понимания. Это же обо всех нас, а? Все мы загадки света и тьмы. В мире нет истинных либералов, консерваторов и т. д. Только люди.

Всего наилучшего, Рэй Б.

P.P.S. Не могу удержаться и не прокомментировать вашу боязнь диснеевских роботов. Почему бы вам тогда не бояться книг? Ведь история знает времена, когда люди боялись книг. Они продолжение людей, а не сами люди. Любая машина, любой робот — это совокупность способов их использования. Почему бы не разбить всех видеороботов и средства воспроизведения материалов, входящие в такие устройства, как проекторы в кинотеатрах? Движущаяся картинка проектора — это негуманоидный робот, повторяющий все, что мы в него заложим. Он нечеловекоподобен? Да. Проецирует ли он сплошь и рядом человеческие истины, очеловечивая нас? Да.

На том же основании мы должны сжечь все книги, потому что некоторые чудовищны. Расплющить все автомобили, потому что некоторые попадают в аварии из-за управляющих ими людей. Сжечь все кинотеатры в мире, потому что некоторые фильмы — мусор и чушь.

И, наконец, о роботах, которых вы якобы боитесь. Зачем бояться? Почему бы не творить? Почему бы не сконструировать роботов- учителей, чтобы помочь школам, ведь есть же предметы, которые НИКОМУ не интересны? Почему бы не сделать так, чтобы на уроках истории на каверзные вопросы о своей „Республике“ отвечал сам Платон? Я бы с удовольствием с этим поэкспериментировал. Я не боюсь роботов. Я боюсь людей, людей, людей. Я хочу, чтобы они оставались человечными. Я могу помочь сохранить их человечность мудрым и приятным использованием книг, фильмов, роботов, моим собственным разумом, руками и сердцем.

Я боюсь католиков, убивающих протестантов, и наоборот.

Я боюсь белых, убивающих черных, и наоборот.

Я боюсь англичан, убивающих ирландцев, и наоборот.

Я боюсь молодых, убивающих старых, и наоборот.

Я боюсь коммунистов, убивающих капиталистов, и наоборот.

Но... роботы? Боже, да я люблю их. Я буду использовать их гуманно, чтобы научить всему вышеперечисленному. Они будут говорить моим голосом, и голос этот будет чертовски приятен.